Навстречу первомаю, или Почему я потомственный антисоветчик
Грешным делом на праздники решил взяться за ремонт стульев, который, как отъявленный прокрастинатор, я откладывал до последнего как мог.
Пришлось выкручивать шурупы, «сделанные в СССР», которые из-за мелкости шлица ни вкрутить, ни выкрутить невозможно.
Но для СССР это никогда не было проблемой — в те времена шурупы забивали молотком, особо не заморачиваясь всякими отвертками. Поэтому и о глубине шлицов тоже никто не заботился — молотку шлицы на головке шурупа не помеха.
В сущности, шуруп для советского человека — тот же гвоздь, но с нарезкой, которая только мешает забить его с одного удара.
В трудах праведных, думая о всяких резьбах, я вспоминаю винный пресс своего деда. Он был сделан на основе дубовой рамы, в которой вращался дубовый же деревянный винт: настоящие произведения искусства, если учесть, что это все было изготовлено в 19-м веке и переходило от отца к сыну.
В верхней части рамы, которая была, по памяти, высотой сантиметров 40, и такой же ширины, была прорезана резьба, куда входил дубовый винт толщиной сантиметров 12-15, который и давил на пресс.
И все это замечательно работало каждую осень, когда нужно было давить новое вино из перебродившего сусла.
Когда после Второй мировой войны в Молдове окончательно утвердилась советская власть, мой дед не намеревался вступать в колхоз, куда всех зажиточных землеробов сгоняли.
У деда колхоз отобрал всю его плодородную землю, включая виноградники и сад грецких орехов, а вместо этого выделил землю равную по площади, но на глиняных и песчаных карьерах, где в принципе ничего не росло.
Дед запряг своих коней, поехал в Кишинев, записался на прием в ЦК компартии МССР, и через пару дней получил там аудиенцию у одного из помощников главного молдавского партийца того времени.
По словам деда, он задал ему один вопрос:
— Весь этот кавардак с «советской властью» надолго?
Партиец объяснил деду, что отныне так оно и будет, поэтому пусть, мол, дед едет домой и вступает в колхоз.
В колхоз мой дед, к его чести, так и не вступил, хотя земли ему, естественно, никто не вернул. У него вокруг дома оставалось около половины гектара, которые, зная нрав моего деда, колхоз тронуть не посмел. С этого полгектара земли он и жил до конца дней своих.
И вот я, потомственный антисоветчик, который никогда своих взглядов не скрывал, вдруг сразу же после краха СССР осознаю, что доблестные коммунисты не только не встали на защиту своего строя, а просто дружными рядами рванули в самые что ни на есть «гниющие» капиталистические страны.
У меня примеров этих «доблестных коммунистов», которые поджав хвост срочно выехали, хоть отбавляй, да и у каждого читающего эти строки, уверен, тоже.
Теперь становится понятной проблема советских шурупов. Коммунисты и не предполагали ими пользоваться — они уже тогда смазывали лыжи на отъезд.
Вывоз жулитой из пост-СССРии капитала, жен, детей, собачек и всего остального — только подтверждают мои тезисы.
Мой дед, в отличие от них, свои винты, как и жизнь, собственно, строил фундаментально.
Именно поэтому я и остаюсь упоротым антисоветчиком, чего и вам вполне искренне желаю.
Пришлось выкручивать шурупы, «сделанные в СССР», которые из-за мелкости шлица ни вкрутить, ни выкрутить невозможно.
Но для СССР это никогда не было проблемой — в те времена шурупы забивали молотком, особо не заморачиваясь всякими отвертками. Поэтому и о глубине шлицов тоже никто не заботился — молотку шлицы на головке шурупа не помеха.
В сущности, шуруп для советского человека — тот же гвоздь, но с нарезкой, которая только мешает забить его с одного удара.
В трудах праведных, думая о всяких резьбах, я вспоминаю винный пресс своего деда. Он был сделан на основе дубовой рамы, в которой вращался дубовый же деревянный винт: настоящие произведения искусства, если учесть, что это все было изготовлено в 19-м веке и переходило от отца к сыну.
В верхней части рамы, которая была, по памяти, высотой сантиметров 40, и такой же ширины, была прорезана резьба, куда входил дубовый винт толщиной сантиметров 12-15, который и давил на пресс.
И все это замечательно работало каждую осень, когда нужно было давить новое вино из перебродившего сусла.
Когда после Второй мировой войны в Молдове окончательно утвердилась советская власть, мой дед не намеревался вступать в колхоз, куда всех зажиточных землеробов сгоняли.
У деда колхоз отобрал всю его плодородную землю, включая виноградники и сад грецких орехов, а вместо этого выделил землю равную по площади, но на глиняных и песчаных карьерах, где в принципе ничего не росло.
Дед запряг своих коней, поехал в Кишинев, записался на прием в ЦК компартии МССР, и через пару дней получил там аудиенцию у одного из помощников главного молдавского партийца того времени.
По словам деда, он задал ему один вопрос:
— Весь этот кавардак с «советской властью» надолго?
Партиец объяснил деду, что отныне так оно и будет, поэтому пусть, мол, дед едет домой и вступает в колхоз.
В колхоз мой дед, к его чести, так и не вступил, хотя земли ему, естественно, никто не вернул. У него вокруг дома оставалось около половины гектара, которые, зная нрав моего деда, колхоз тронуть не посмел. С этого полгектара земли он и жил до конца дней своих.
И вот я, потомственный антисоветчик, который никогда своих взглядов не скрывал, вдруг сразу же после краха СССР осознаю, что доблестные коммунисты не только не встали на защиту своего строя, а просто дружными рядами рванули в самые что ни на есть «гниющие» капиталистические страны.
У меня примеров этих «доблестных коммунистов», которые поджав хвост срочно выехали, хоть отбавляй, да и у каждого читающего эти строки, уверен, тоже.
Теперь становится понятной проблема советских шурупов. Коммунисты и не предполагали ими пользоваться — они уже тогда смазывали лыжи на отъезд.
Вывоз жулитой из пост-СССРии капитала, жен, детей, собачек и всего остального — только подтверждают мои тезисы.
Мой дед, в отличие от них, свои винты, как и жизнь, собственно, строил фундаментально.
Именно поэтому я и остаюсь упоротым антисоветчиком, чего и вам вполне искренне желаю.
Нет комментариев