Имение дела с иным. Часть ІІ
Начало материала читайте здесь: Имение дела с иным. Часть І
Опустошение как создание условий имения дела с иным
Опустошение как процесс Эримотики является мыслительной процедурой и условием Аллотопии.
Опустошению подвергается космос—Мир—природа—единая-реальность.
Опустошение, порождающее пустоту, является мыслительным, ощущательным и интутивным процессом, в отличие от ризомизации (как аструктуризации, то есть лишь опустошения структуры).
Опустошение является не только рациональным мыслительным процессом, но также эмоциональным (чувственным) и интуитивным воображательным (сверхчувственным).
Пустота не должна быть заполнена ничем, даже эмоцией и интуицией.
Остановка феноменологического думания, внутреннего диалога, мечтаний, желаний, интуиции тоже возможна посредством медитации на пустоту.
Пустота невыразима в языке. Поэтому аллотопист не молчит и не «мычит», он выражается семиозисом.
Семиозис способен вмещать пустоту через «связь-через-пустоту», «подобие-сквозь-пустоту», «направление-в-пустоте».
Пустота семиозиса означается пределами непустотного. Означивание пустотного через непустотное — условия возможности семиозиса.
Вопрошание и помышление в пустоте порождает из семиозиса новый язык и новые понятия уже вне Аллотопии.
Новые языки — металанги — это языки, соприкасающиеся с пустотой.
Вопрошание как содержательное нащупывание, угадывание иного
Анакритика как искусство вопрошания является открыванием или первичным указыванием в Аллотопии. Иначе говоря, Анакритика есть не всякое вопрошание, а лишь специально развитое искусство вопрошания, устремленное к иному.
На аналитике вопрошания построена постановка проблемы в работе «Бытие и время» Хайдеггера. Однако эта аналитика имеет онтологическое содержание и мотивирована по Хайдеггеру забвением бытия как вопроса.
Хайдеггер показывает, что можно выяснить структуру вопрошания и исходя из этой структуры вопрошания произвести разворачивание содержания бытия. То есть цель Хайдеггера поставить вопрос для возможного ответа и разворачивания других вопросов о бытии, процесс чего должен сделать для нас бытие открытым, то есть мы в результате этого должны вступить в просвет бытия.
В Аллотопии мотивация вопрошания связана не с забвением, а с установкой на прорыв к неизвестному, непостижимому, неощущаемому, невообразимому и немыслимому.
В Аллотопии вопрошание принципиальным образом не может быть структурировано столь же разнообразно, как в экзистенциальной аналитике Хайдеггера.
В Аллотопии иное не выводят в просвет — его приблизительно указывают, не освещая и не обнаруживая доподлинно.
Структура вопрошания по Хайдеггеру такова: 1) спрашивающий (кто, почему и зачем спрашивает); 2) спрошенное (содержание вопроса, о чем вопрос); 3) опрашиваемое (кто или что опрашивается, куда задает содержание вопроса спрашивающий); 4) выспрашиваемое (чем завершится вопрошание, какой ответ хочет получить спрашивающий).
Эта структура вполне рабочая и для Аллотопии.
Спрашивающий в Аллотопии — это сам аллотопист, который нацелен на имение дела с иным через искусство Анакритики.
Спрошенное в Аллотопии — содержание вопроса, принципиальная особенность которого в том, что таких вопросов еще не задавали, об этом забывали спрашивать или считали неважным спрашивать или не догадывались даже, что об этом может быть спрошено. Вопрошание о противоречиях, которые как бы не замечают. Вопрошание о неизвестном, которое игнорируется. Вопрошание о смысле и перспективе в ситуации кризиса. Неожиданное вопрошание об известном. Вопрошание из ниоткуда, наугад.
Опрашиваемое в Аллотопии — всегда сам анакритик и его узкий круг аллотопистов. Этот круг может быть расширен до тех, кто имеет представление об отличии иного от другого, необычного и т.д.
Выспрашиваемое в Аллотопии — указательное (где искать иное) для ощущений, воображения и помышления.
Воображение как прозревание и угадывание иного
С аллотопическим воображением связано искусство Визионистики. В этом смысле Визионистка это не всякое воображение, а лишь специально развитое искусство спонтанного создания в воображении иного.
Как ни напрягай воображение, в привычной содержательной среде, получатся варианты того же самого — наличного. В привычной нам реальности мы подошли к пределу воображения за счет развития современных компьютерных средств выражения и виртуальной реальности. Однако даже здесь иное не появляется сабо по себе, из новых технологических возможностей. Опустошение позволяет уйти от привычного и знаемого. Пустота порождает принципиально новый опыт воображения.
Воображение иного мало связано с мечтами. Как правило, мыслящие существа мечтают о всякой пространственно-временной чепухе, будучи эмоционально к ней привязаны.
Оказаться за пределами наличного в воображении можно лишь через опыт опустошения привычных мечт и привычного, привязанного к материальному и потребительскому миру, содержания.
Визионистика как искусство появляется в процессе трансцендентного воображения в эмоциональной пустоте, в вакууме пользы, в потребительском ничто.
Это умение демонстрируют особые люди — визионеры, у которых визионистика является не развитым искусством, а скорее врожденным качеством. Иначе говоря, визионеры имеют способность к визионерству как врожденную, а визионисты это специалисты или мастера визионистики, которые владеют искусством специально развитым и/или переданным им мастерами. Для аллотопии визионеры желательны, а визионисты критически необходимы.
Высший уровень искусства Визионистики представляют пророки. Это особые люди, по той или иной причине открытые к иному и привносящие его в повседневность мыслящих существ через прозрение и пророчество.
Пророки специфические визионеры, они работают с сущностным видением иного — прозрением. Однако и пророчество само по себе как событийное иное (предвидение, предугадывание) всегда несет новую сущность.
Пророки избегают «бритвы Оккама», поскольку, как правило, появляются они в своем качестве пророка именно в то время, когда их способны слышать. Иначе говоря, само пророчество может быть услышано, когда оно становится необходимым.
Очень часто пророки включают в свою деятельность элементы искусства Анакритики и искусства Аистики. В этом смысле пророки отчасти визионеры, а отчасти и анакритики, и аистики.
Благородная цель всякого визиониста стать пророком. Однако это не обязательно — добротной работы мастера-визиониста бывает достаточно.
Предчувствие как чувственное предвосхищение иного
Аистика является искусством предощущений и предвосхищений в отличие от прозрений и пророчеств. Если прозрение и пророчество есть способность к квазирациональному постижению иного и иной рациональности, то предощущение и предвосхищение есть способность к эмоциональному постижению иного и иной эмоциональности.
Визионеры видят и сущностно прозревают иное. Аистики предчувствуют иное, редко достигая рефлексии своих предвосхищений. В пророках эти два разных искусства соединены.
Оба искусства могут быть также в той или иной мере различены. Хорошие музыканты — скорее аистики, нежели визионеры. Хорошие художники — скорее визионеры, нежели аистики.
Однако визионистика и аистика обычно сильно связаны. В этом смысле, хорошие поэты и философы являются и визионистами, и аистиками. Кроме того, философы еще и обязаны быть хорошими эримотиками и анакритиками.
Именно так обозначенный подход как парное различение разных искусств Аллотопии позволяет обнаружить аллотопические группы, которые построены по принципу родства или предрасположенности умений и навыков.
В «паре отмежевания», то есть в Эримотике и Анакритике действуют отрицатели-вопрошатели для иного. В «тройке предвосхищения», то есть в Анакритике, Визионистике и Аистике действуют угадыватели-поисковики иного. В «паре разметки», то в Анакритике и Аллокении действуют старатели-добытчики иного.
Помышление как разметочная работа с угадываемым иным
Помышление отличается от мышления тем, что помышление это мышление из-за барьера неизвестного и непомысленного иного — особое искусство Аллокении.
Помышление начинается с отказа от науки, методологии, теории и мыслительных дисциплин. Помышление связано с усилием отказа от привычного и знаемого в ощущениях и интуиции. Помышление нефеноменологично и конструктивно. Помышление связано с усилием отказа от вербального языка. Помышление связано с опустошением рационального мышления, с усилием отказа от имманентных мечт, с опытом визионерства и с использованием достижений визионистики. Помышление это мышление с трансцендентным усилием, направленным на иное.
Помышление есть мышление об ином в пустоте, которое принципиально не сравнивает иное с наличным. Поэтому иное это не новое. Иное это то, что может стать новым, уже не будучи иным.
Набросками для помышления является опыт Анакритики. Именно вопрошание впервые создает первичные направления для помышления (где вообще искать иное).
Аистика и Визионистика создают содержательные указывания в иное (конкретные направления на иное). И лишь в связи с этим Аллокения пытается произвести первичную разметку иного.
Таким образом, помышление является первичной малосодержательной разметкой иного. И в этом смысле помышление является пределом для Аллотопии, поскольку именно Аллокения как искусство помышления иного делает иное узнаваемым.
С того момента, как иное делается узнаваемым, оно превращается в дело для философии, а затем и для науки.
В Аллокении происходит прекращение имения дела с иным. Ибо когда иное уже размечено и стало узнаваемым для других, оно перестает быть иным.
Аллотопия и философия
Является ли Аллотопия философским искусством, ведь мыслительная установка здесь явно не на мудрость, как ее в основание философии полагал Пифагор?
По существу, в рассмотрении Аллотопии развивается мысль, высказанная в моей работе «Быть философом» год назад.
«В этом смысле изначальное понимание философии Пифагора должно быть уточнено. Подлинная философия в своей процессуальности есть практика применения мыслительной установки на мудрость, подвергающей сомнению прошлую уже имеющуюся философскую мудрость. Подлинная философия в своем мотивационном наставлении (то есть в том, что движет подлинным философом) есть «помыслить немыслимое», то есть в двух значениях — «помыслить плохо поддающееся промысливанию» (интенсивность) и «помыслить никем еще не помысленное» (экстенсивность). В этом я вижу мыслительную экспансию философии — все достойно мышления о нем, ничто не должно остаться непомысленным.»
Аллотопия в этом смысле оказывается прикладной философской работой на пределе с иным, экзистенциальным переживанием предела с иным самим философом и реализацией установки всякого мыслителя, в том числе и нефилософа, на постижение иного.
В своем общем виде Аллотопия есть экспансивное искусство философии. И это новое содержание философии, которого не было у Пифагора и которое нерефлексивно появляется лишь во второй половине ХХ века (Делез «Логика смысла» (1969) и Делез-Гваттари «Что такое философия» (1991).
Имение дела с иным оказывается деятельным качеством подлинной живой философии уже при появлении и разворачивании конструктивистской философии в нынешнее время.
Опустошение как создание условий имения дела с иным
Опустошение как процесс Эримотики является мыслительной процедурой и условием Аллотопии.
Опустошению подвергается космос—Мир—природа—единая-реальность.
Опустошение, порождающее пустоту, является мыслительным, ощущательным и интутивным процессом, в отличие от ризомизации (как аструктуризации, то есть лишь опустошения структуры).
Опустошение является не только рациональным мыслительным процессом, но также эмоциональным (чувственным) и интуитивным воображательным (сверхчувственным).
Пустота не должна быть заполнена ничем, даже эмоцией и интуицией.
Остановка феноменологического думания, внутреннего диалога, мечтаний, желаний, интуиции тоже возможна посредством медитации на пустоту.
Пустота невыразима в языке. Поэтому аллотопист не молчит и не «мычит», он выражается семиозисом.
Семиозис способен вмещать пустоту через «связь-через-пустоту», «подобие-сквозь-пустоту», «направление-в-пустоте».
Пустота семиозиса означается пределами непустотного. Означивание пустотного через непустотное — условия возможности семиозиса.
Вопрошание и помышление в пустоте порождает из семиозиса новый язык и новые понятия уже вне Аллотопии.
Новые языки — металанги — это языки, соприкасающиеся с пустотой.
Вопрошание как содержательное нащупывание, угадывание иного
Анакритика как искусство вопрошания является открыванием или первичным указыванием в Аллотопии. Иначе говоря, Анакритика есть не всякое вопрошание, а лишь специально развитое искусство вопрошания, устремленное к иному.
На аналитике вопрошания построена постановка проблемы в работе «Бытие и время» Хайдеггера. Однако эта аналитика имеет онтологическое содержание и мотивирована по Хайдеггеру забвением бытия как вопроса.
Хайдеггер показывает, что можно выяснить структуру вопрошания и исходя из этой структуры вопрошания произвести разворачивание содержания бытия. То есть цель Хайдеггера поставить вопрос для возможного ответа и разворачивания других вопросов о бытии, процесс чего должен сделать для нас бытие открытым, то есть мы в результате этого должны вступить в просвет бытия.
В Аллотопии мотивация вопрошания связана не с забвением, а с установкой на прорыв к неизвестному, непостижимому, неощущаемому, невообразимому и немыслимому.
В Аллотопии вопрошание принципиальным образом не может быть структурировано столь же разнообразно, как в экзистенциальной аналитике Хайдеггера.
В Аллотопии иное не выводят в просвет — его приблизительно указывают, не освещая и не обнаруживая доподлинно.
Структура вопрошания по Хайдеггеру такова: 1) спрашивающий (кто, почему и зачем спрашивает); 2) спрошенное (содержание вопроса, о чем вопрос); 3) опрашиваемое (кто или что опрашивается, куда задает содержание вопроса спрашивающий); 4) выспрашиваемое (чем завершится вопрошание, какой ответ хочет получить спрашивающий).
Эта структура вполне рабочая и для Аллотопии.
Спрашивающий в Аллотопии — это сам аллотопист, который нацелен на имение дела с иным через искусство Анакритики.
Спрошенное в Аллотопии — содержание вопроса, принципиальная особенность которого в том, что таких вопросов еще не задавали, об этом забывали спрашивать или считали неважным спрашивать или не догадывались даже, что об этом может быть спрошено. Вопрошание о противоречиях, которые как бы не замечают. Вопрошание о неизвестном, которое игнорируется. Вопрошание о смысле и перспективе в ситуации кризиса. Неожиданное вопрошание об известном. Вопрошание из ниоткуда, наугад.
Опрашиваемое в Аллотопии — всегда сам анакритик и его узкий круг аллотопистов. Этот круг может быть расширен до тех, кто имеет представление об отличии иного от другого, необычного и т.д.
Выспрашиваемое в Аллотопии — указательное (где искать иное) для ощущений, воображения и помышления.
Воображение как прозревание и угадывание иного
С аллотопическим воображением связано искусство Визионистики. В этом смысле Визионистка это не всякое воображение, а лишь специально развитое искусство спонтанного создания в воображении иного.
Как ни напрягай воображение, в привычной содержательной среде, получатся варианты того же самого — наличного. В привычной нам реальности мы подошли к пределу воображения за счет развития современных компьютерных средств выражения и виртуальной реальности. Однако даже здесь иное не появляется сабо по себе, из новых технологических возможностей. Опустошение позволяет уйти от привычного и знаемого. Пустота порождает принципиально новый опыт воображения.
Воображение иного мало связано с мечтами. Как правило, мыслящие существа мечтают о всякой пространственно-временной чепухе, будучи эмоционально к ней привязаны.
Оказаться за пределами наличного в воображении можно лишь через опыт опустошения привычных мечт и привычного, привязанного к материальному и потребительскому миру, содержания.
Визионистика как искусство появляется в процессе трансцендентного воображения в эмоциональной пустоте, в вакууме пользы, в потребительском ничто.
Это умение демонстрируют особые люди — визионеры, у которых визионистика является не развитым искусством, а скорее врожденным качеством. Иначе говоря, визионеры имеют способность к визионерству как врожденную, а визионисты это специалисты или мастера визионистики, которые владеют искусством специально развитым и/или переданным им мастерами. Для аллотопии визионеры желательны, а визионисты критически необходимы.
Высший уровень искусства Визионистики представляют пророки. Это особые люди, по той или иной причине открытые к иному и привносящие его в повседневность мыслящих существ через прозрение и пророчество.
Пророки специфические визионеры, они работают с сущностным видением иного — прозрением. Однако и пророчество само по себе как событийное иное (предвидение, предугадывание) всегда несет новую сущность.
Пророки избегают «бритвы Оккама», поскольку, как правило, появляются они в своем качестве пророка именно в то время, когда их способны слышать. Иначе говоря, само пророчество может быть услышано, когда оно становится необходимым.
Очень часто пророки включают в свою деятельность элементы искусства Анакритики и искусства Аистики. В этом смысле пророки отчасти визионеры, а отчасти и анакритики, и аистики.
Благородная цель всякого визиониста стать пророком. Однако это не обязательно — добротной работы мастера-визиониста бывает достаточно.
Предчувствие как чувственное предвосхищение иного
Аистика является искусством предощущений и предвосхищений в отличие от прозрений и пророчеств. Если прозрение и пророчество есть способность к квазирациональному постижению иного и иной рациональности, то предощущение и предвосхищение есть способность к эмоциональному постижению иного и иной эмоциональности.
Визионеры видят и сущностно прозревают иное. Аистики предчувствуют иное, редко достигая рефлексии своих предвосхищений. В пророках эти два разных искусства соединены.
Оба искусства могут быть также в той или иной мере различены. Хорошие музыканты — скорее аистики, нежели визионеры. Хорошие художники — скорее визионеры, нежели аистики.
Однако визионистика и аистика обычно сильно связаны. В этом смысле, хорошие поэты и философы являются и визионистами, и аистиками. Кроме того, философы еще и обязаны быть хорошими эримотиками и анакритиками.
Именно так обозначенный подход как парное различение разных искусств Аллотопии позволяет обнаружить аллотопические группы, которые построены по принципу родства или предрасположенности умений и навыков.
В «паре отмежевания», то есть в Эримотике и Анакритике действуют отрицатели-вопрошатели для иного. В «тройке предвосхищения», то есть в Анакритике, Визионистике и Аистике действуют угадыватели-поисковики иного. В «паре разметки», то в Анакритике и Аллокении действуют старатели-добытчики иного.
Помышление как разметочная работа с угадываемым иным
Помышление отличается от мышления тем, что помышление это мышление из-за барьера неизвестного и непомысленного иного — особое искусство Аллокении.
Помышление начинается с отказа от науки, методологии, теории и мыслительных дисциплин. Помышление связано с усилием отказа от привычного и знаемого в ощущениях и интуиции. Помышление нефеноменологично и конструктивно. Помышление связано с усилием отказа от вербального языка. Помышление связано с опустошением рационального мышления, с усилием отказа от имманентных мечт, с опытом визионерства и с использованием достижений визионистики. Помышление это мышление с трансцендентным усилием, направленным на иное.
Помышление есть мышление об ином в пустоте, которое принципиально не сравнивает иное с наличным. Поэтому иное это не новое. Иное это то, что может стать новым, уже не будучи иным.
Набросками для помышления является опыт Анакритики. Именно вопрошание впервые создает первичные направления для помышления (где вообще искать иное).
Аистика и Визионистика создают содержательные указывания в иное (конкретные направления на иное). И лишь в связи с этим Аллокения пытается произвести первичную разметку иного.
Таким образом, помышление является первичной малосодержательной разметкой иного. И в этом смысле помышление является пределом для Аллотопии, поскольку именно Аллокения как искусство помышления иного делает иное узнаваемым.
С того момента, как иное делается узнаваемым, оно превращается в дело для философии, а затем и для науки.
В Аллокении происходит прекращение имения дела с иным. Ибо когда иное уже размечено и стало узнаваемым для других, оно перестает быть иным.
Аллотопия и философия
Является ли Аллотопия философским искусством, ведь мыслительная установка здесь явно не на мудрость, как ее в основание философии полагал Пифагор?
По существу, в рассмотрении Аллотопии развивается мысль, высказанная в моей работе «Быть философом» год назад.
«В этом смысле изначальное понимание философии Пифагора должно быть уточнено. Подлинная философия в своей процессуальности есть практика применения мыслительной установки на мудрость, подвергающей сомнению прошлую уже имеющуюся философскую мудрость. Подлинная философия в своем мотивационном наставлении (то есть в том, что движет подлинным философом) есть «помыслить немыслимое», то есть в двух значениях — «помыслить плохо поддающееся промысливанию» (интенсивность) и «помыслить никем еще не помысленное» (экстенсивность). В этом я вижу мыслительную экспансию философии — все достойно мышления о нем, ничто не должно остаться непомысленным.»
Аллотопия в этом смысле оказывается прикладной философской работой на пределе с иным, экзистенциальным переживанием предела с иным самим философом и реализацией установки всякого мыслителя, в том числе и нефилософа, на постижение иного.
В своем общем виде Аллотопия есть экспансивное искусство философии. И это новое содержание философии, которого не было у Пифагора и которое нерефлексивно появляется лишь во второй половине ХХ века (Делез «Логика смысла» (1969) и Делез-Гваттари «Что такое философия» (1991).
Имение дела с иным оказывается деятельным качеством подлинной живой философии уже при появлении и разворачивании конструктивистской философии в нынешнее время.
2 комментария